Если сказка страшна — то лежи, дрожи, не без умысла говорят... У моей госпожи золоты ножи да безумный зеленый взгляд. Закрывай-ка глазки, сопи да спи, и потянется — в ночь длиной... У моей госпожи — ковыли в степи, ярый бешеный вороной. И она танцует, идет, крадет, отнимает покой пелен. У моей госпожи не цветочный мед, ядовитый и злой паслен.
Ах, моя луноликая госпожа,
Не тебе носить, не тебе рожать.
А уснет мой маленький — тронь ладонь, оставляй незаметный след. У моей госпожи в алтаре огонь, а угля ни кусочка нет. И пойдешь ты по свету, дари, бери — наугад зажимай в кулак. Это только желаний всего лишь три, а прозренье приходит — так.
На кого указано госпоже,
Тем не надо желать уже.
Им слова плести,
И всегда в чести...
В одиночку идти.
Прости.
Доступ к записи ограничен
Столько эпох во времени — все не торт,
если же где по нраву, не жми «репит».
Железнобокий лебедь идет во фьорд,
а под его боками волна кипит.
Порет башка драконья седую взвесь.
Тролли в пустынных скалах. Причал дощат.
И никого не видно, а кто-то есть,
Только от ветра сосны в бору трещат.
И никого не слышно, а он поет,
Бросит в костер чего-нибудь — и затих.
Железнобокий лебедь, дитя мое,
Сколько же тут скрывается вот таких.
Чайка в песок, янтарь — из песка-песка.
Пусть бы в ладонь скатилась моя тоска.
Что попадает в руки — слабей, слабей,
Хрупко, как наст, как шейки у голубей.
Сколько тебе отмерено — проживи.
Стынут миры, как покинутые дома.
Вот как тебе любви, так и им — любви,
Чтобы не выстывать, не сойти с ума.
Что же, гляди-ка в ночь, допивай, кури,
Встречи случайны, а промельки коротки.
Нет никого, а пели-то до зари,
Много чего понаписано от руки.
Ясень безумной битвы, молчанье скал,
Слушай, услышишь, чего бы ты там искал.
И на асфальт проливается день мечей.
Что же, ходи по граням ничей, ничей...
Железнобокий лебедь. Ветра. Зима.
Солнце мазнет червонное по щитам.
Слушал? Ступай по свету. Судьба хрома,
Только оно, как раньше, садится ТАМ.
Катится горстка янтарных твоих минут.
Кто не успел собрать — янтари клянут.
Время для сказок долгое - все длинней.
Поезд идет - и в море ночных огней.
И пускай не случится в пути чумы, ни разбойников, ни ветров, мы, когда доходим — уже не мы, кто болел — не совсем здоров. Ты кого встречаешь — в друзья не лезь, не дремли под чужую лесть, отчекрыжат ноготь — потонешь весь, твой доспех — родовая спесь.
Огоньки на болотах танцуют рил, посвежело, светло и зло. Ничего я без умысла не дарил, потому мне на них везло. Но когда выходит зеленый князь, по клинку пробегает вязь. Ничего-то я не обрел, боясь, ничего не терял, смеясь.
И охота снова коня да рог, да лететь на призыв дорог. И забыть советы, и дать залог, чтоб за душу — и черт, и бог...
- Озираясь, как самый последний вор, у кого приговор жесток, ты пойдешь от белых далеких гор да на ближний и злой восток. А поскольку подстерегают ши, то рассчитывай, не спеши. Выверяй шаги да считай гроши, лешим корочку покроши.
И пускай не случится в пути чумы, ни разбойников, ни ветров, мы, когда доходим — уже не мы, кто болел — не совсем здоров. Ты кого встречаешь — в друзья не лезь, не дремли под чужую лесть, отчекрыжат ноготь — потонешь весь, твой доспех — родовая спесь.
Огоньки на болотах танцуют рил, посвежело, светло и зло. Ничего я без умысла не дарил, потому мне на них везло. Но когда выходит зеленый князь, по клинку пробегает вязь. Ничего-то я не обрел, боясь, ничего не терял, смеясь.
И охота снова коня да рог, да лететь на призыв дорог. И забыть советы, и дать залог, чтоб за душу — и черт, и бог...
Подводные течения поют и плачут чайки белому песку. В таком простом бессмысленном раю куда еще податься моряку? По крохам собирают свой уют, сшивают паруса по лоскутку. А я не жду. Не плачу. Не тоску...
А день за днем сколачивать плоты - такое кто угодно, но не ты.
Подводные течения поют и плачут чайки белому песку. В таком простом бессмысленном раю куда еще податься моряку? По крохам собирают свой уют, сшивают паруса по лоскутку. А я не жду. Не плачу. Не тоску...
А день за днем сколачивать плоты - такое кто угодно, но не ты.
Не спишь и хандришь, хандришь.
Приходит медвед системы МЕДВЕД
И мыша системы МЫШЬ.
И белка зеленая машет хвостом,
Системы "ого даешь".
А все остальное случится потом,
Цена остальному - грош.
Разинешь клюв, как слепой баклан -
Но быстро отпустит шок.
У них есть самый отличный план,
И плана у них мешок.
душераздирающие подробности
Он приходит на крышу - порою всего на час.
Говорит, если тут и не все позальет водой,
То остатки, наверное, милочка, не про нас.
Он устал и осунулся, знаете, глаз да глаз.
письмо
Да и я не прошла покуда, хожу, болю.
Проползает зимища, пузатая злая тварь,
Не похоже, чтоб распогодилось к февралю.
- Ну, внутри и саднит, и ноет, да что внутри,
Будь-ка умницей, не надейся и не хандри.
А хандришь - так держись подальше от всех окон,
От того, что никто не будет таким, как он,
Вот и с тумбочки фотографию убери.
Да, выкидывай - из бумажника, со стола...
Вся вселенная переломана пополам.
Из осколков зеленый, сонный стекает яд...
Все нормально. Когда поранятся - то кровят.
Ты и ранена-то как следует не была!
Это главное, и спокойствие, и режим,
Не печалься, глотай таблеточки и лежи.
- Не проходит...сосет под ложечкой пустота.
Не поймешь, то ли белый свет, то ли черный снег...
Из предписанного неправильно ничерта.
Я мечусь, я боюсь, я продумываю побег.
- Тихо, дурочка, полюбуйся на те огни
А потом пропусти немножечко - и усни.
А во сне упади, болезная, в ковыли,
Ковылям, облакам и памяти поскули,
Чтобы дальше уже - не жаловаться, ни-ни...
"А профессор по-прежнему живчик. Совсем седой.
Он приходит на крышу - порою всего на час.
Говорит, если тут и не все позальет водой,
То остатки, наверное, милочка, не про нас.
Он устал и осунулся, знаете, глаз да глаз.
Засыпающий город подножьем - в леса, в дожди,
Беспросветный, больной, истекающий маетой.
А у нас же - учили - помните: встал - иди,
И не думай, куда получится на постой.
Нас учили...читаю книгу, вяжу и жду.
А довянут в саду гортензии - не беда.
Он давно не бывает больше в моем саду,
Он за завтраком снова прежнее - мол, вода.
Не следи - так не будет завтракать никогда...
Нас учили спасать галактики - а они
И без нас до сих пор, проклятые, далеко.
И сиди, и читай, и без подписи не чихни,
Получай по утрам дежурное молоко
Или нянчи вот обезумевших чудаков.
Никаких ни галактик нам, ни чужих миров,
А свои-то на ладан дышат и дом, и сад.
И профессор, - зачеркнуто, - был бы всегда здоров,
Наспасался, потом нанянчился - и не рад.
Но не верь - и не будет страшного, говорят...
Расскажите, родная, они подрастают, да?
Говорите, что вам неправедно повезло?
Так любите их крепко, а если придет вода,
То растите хвосты и жабры всему назло.
И, - зачеркнуто, клякса, - целую, люблю", - число.
Не реви, не боли, кровит - наложи-ка жгут. Закопченные небеса барахлят и лгут. Расслабляться, хандрить не надо, не смей, ни-ни, потому что еще к костру подойдут они. С полувзгляда пойми, а ненужного не болтни, выпивай, говори, но помни - нечисто тут.
Коротай, как привык, да со спиртом и ерундой. И наутро продолжишь путь не совсем седой.
Но когда ты захнычешь, запросишь у них тепла, не забудь - в кобуре наган, в рукаве игла. Не останется у тебя никаких минут, да и то, чем ты был, как бумагу, в руке сомнут... Так что помни - творят, клянут
и желают зла.
Не реви, не боли, кровит - наложи-ка жгут. Закопченные небеса барахлят и лгут. Расслабляться, хандрить не надо, не смей, ни-ни, потому что еще к костру подойдут они. С полувзгляда пойми, а ненужного не болтни, выпивай, говори, но помни - нечисто тут.
Коротай, как привык, да со спиртом и ерундой. И наутро продолжишь путь не совсем седой.
Но когда ты захнычешь, запросишь у них тепла, не забудь - в кобуре наган, в рукаве игла. Не останется у тебя никаких минут, да и то, чем ты был, как бумагу, в руке сомнут... Так что помни - творят, клянут
и желают зла.
Пройдешь на треть...
Или там на одну десятую, и вперед...
А бывает, что осенью хочется умереть -
Да кому оно правда надо, такой умрет.
Остальные повоют в тряпочку
В клеточ
ку,
А потом пожелают сладкого творожку,
Ни запоя, ни всяких дуростей, а покой.
Если кто умирает осенью - он такой...
Не пиши. Не пори прекрасного. Догори.
Парапеты-перроны-клавиши-поезда.
Додыши этот город розовый
от зари,
Дохрипи ты свои проклятия в никуда.
Остальное - найди-ка пруд и верни пруду,
Не храни ты под спудом разную ерунду.
Под мостами задремлют реки,
А в реках - ил.
Ой, какие же ты титаники утопил?
Прозвонят на звонницах восемь,
а тикнет - три.
На аллеях пролягут тени, и отползут.
Будет очень светло снаружи, темно внутри,
Будет ночь подступать, чернющая, как мазут.
И дожди подойдут, и возьмут небосвод в ножи,
И что ты не болишь - а часовенке докажи,
Приютись, как бездомный коршун, к ее крыльцу,
Обними, чтоб не били крыльями по лицу...
Иззвините за неровный почерк.