- Мировая закулиса не дремлет, - говорил отец Павел, вздымая к небесам кривоватый указательный палец. - Вот, к примеру, торгует в наливайке Павло... нет, не Павло, прости господи, Федор самогоном. А глянешь повнимательнее — а он не Павло...Федор то есть, а вовсе Мойша Инхельзон. Или Изя Вайсман. Хвост у него под штанами ящеричий и кровь — зеленая, холодная, как у лягухи.
- И шо? - анархист Матюкайленко скрутил самокрутку и задымил. Дым утянуло куда-то в сторону Гыкавки, где в еще неделю назад в закатном солнце сияли купола единственной на всю округу старинной церквушки. Сияли бы и теперь, да главгад Борис наскочил туда с перепою защищать православную веру, а снарядов не пожалел.
- Так вот, представляешь, хлебнешь ты того самогону, - продолжал отец Павел, крестясь на отсутствующие купола. - И все. И пропал человек. Зеленые ящеры тебе в ночи являются. Она это. Закулиса. И пока ты, значит, пьешь сивуху, она там это... доллары печатает чемоданами. Золото, наркотики, кровавые жертвы, - с придыханием закончил он. - И девок портит.
- Так, может, завязывай бухать? - спросил Анархист Матюкайленко и поставил чайку.
- Шо? - не понял отец Павел.